Джудит О`Брайен - Выйти замуж за лорда
– О, простите меня, сэр!
Джентльмен был старым и пугающе хрупким, с белыми прядями волос и чисто, до блеска выбритым.
Когда Констанс протянула ему руку, помогая встать, она догадалась, кого сбила с ног.
– Ваша светлость. – Констанс присела в глубоком поклоне. – Право, я даже не знаю, как извиниться перед вами. Во всем виновата я, только я.
– Глупости, моя дорогая. Прежде всего мне не надо было заходить в это крыло дома. Это против моих правил. А теперь дайте мне хорошенько разглядеть вас. Вы, должно быть, невеста Филипа, не так ли?
Старый джентльмен был полон такого дружелюбия и обаяния, что Констанс не могла не улыбнуться. Его карие глаза, необычно яркие и живые, вступали в противоречие с его сединами. Кустистые брови то поднимались, то опускались, когда он говорил, и напомнили ей заячьи хвостики.
Серая военная форма, похожая в какой-то мере на прусскую, была украшена нашивками и медалями, при ближайшем рассмотрении оказавшимися шутливыми изображениями упряжки тройкой, садового инвентаря и кухонной посуды.
– А, вас заинтересовали медали. Меня наградила ими моя верная армия – садовники, кухонная прислуга и, конечно же, добрые парни, которые ухаживают за животными в поместье. Я с гордостью ношу каждую из этих медалей, мисс Ллойд.
– Вы знаете мою фамилию?
– Еще бы. Мне все о вас рассказали. Куда вы спешите, моя дорогая?
– На чаепитие с герцогиней, – ответила Констанс, стараясь, чтобы её голос звучал бодро.
Это известие, видимо, произвело нешуточное впечатление на герцога. Он весь съежился, словно кто-то сильно хлопнул его по плечу, однако тут же выпрямился.
– Если мне будет позволено, я бы хотел пригласить вас на чай к себе, в мои апартаменты.
На какое-то мгновение Констанс заколебалась. Она представила себе гнев герцогини и раздражение Филипа. Не понравится это и молодому виконту.
– У меня есть отличные сандвичи с маслом и сыром. Я пью чай один. Кухарка печет для меня особый кекс с изюмом и ромом. Он восхитителен. А этим всем не перепадает ни кусочка.
– Ваша светлость, – наконец, чуть наклонив к нему голову, произнесла Констанс, – я с удовольствием выпью с вами чаю.
– Отлично! В таком случае пойдемте в мою часть этого уродливого монумента, именуемого домом.
Констанс промолчала, а герцог с удовольствием рассмеялся:
– Думаете, я не знаю этого, моя дорогая? За эти тридцать пять лет я потратил лучшее время на то, чтобы всячески избегать появления в нем.
– Что же вы делаете здесь сейчас? В этом коридоре? Я не хочу быть назойливой, ваша светлость, но все же скажите.
– Вы отнюдь не назойливы, моя дорогая. И вопрос ваш вполне понятен. Я давно не слышал и двух разумных слов от моих домочадцев за эти годы. Я просматривал книги.
– В библиотеке?
– Нет-нет, моя дорогая, хотя я изредка тоже захаживаю за той или иной нужной мне книгой. Но этого никто даже не замечает. Мой сын и его мать не любят читать, как вы уже, должно быть, заметили.
Констанс улыбнулась и приняла предложенную им руку.
– Я просто удостоверился, в порядке ли дела, каково их финансовое положение. Я веду изначально все экономические дела дома. Иногда герцогиня выходит из рамок бюджета или кто-либо из мальчиков вложит слишком большие деньги в очередную лошадь. Тогда мне приходится вмешиваться и поправлять их. Сейчас налево и в эту дверь.
Констанс припомнила, что много раз проходила мимо нее. Неприметная резьба на двери не привлекала любопытных взглядов, и Констанс, например, была уверена, что это дверь кладовки, где хранятся швабры и веники.
– Будьте осторожны. Вот так, хорошо. А теперь пожалуйте сюда.
Спустившись на два марша по лестнице вниз, они открыли еще одну дверь, и Констанс очутилась в холле невиданной красоты.
В нем было все просто и прекрасно – от темно-зеленых стен, увешанных прекрасными современными, созданными много веков назад полотнами, до персидского ковра на полу с красивым узором в густых красно-сине-зеленых тонах. Бронзовые канделябры в строгом классическом стиле украшали стены. Констанс однажды видела такие в одном из поместий штата Виргиния.
В холле пахло пчелиным воском, и это напомнило ей о детстве и родном доме. Ее мать хотела, чтобы мебель и деревянные панели стен полировали только пчелиным воском.
Но чего-то не хватало и здесь. Констанс понадобилось мгновение, чтобы это понять.
Герцог, однако, уже прочел ее мысли и сам ответил на ее безмолвный вопрос.
– Здесь, внизу, к сожалению, нет дневного света. Мы под землей, моя дорогая леди, и единственно, чего мне здесь не хватает, – это света. Но я надеюсь, что вы все равно станете моей частой гостьей и будете приносить сюда солнечный свет. Вот мы и пришли.
Он ввел ее в гостиную, бесспорно, мужскую гостиную, но Констанс еще не видела столь приятной комнаты, как эта. Вместо того чтобы загромоздить ее, как было принято, безделушками, в ней было много места и масса гравюр, портретов и пейзажей на стенах. Одна акварель особенно понравилась ей: изображение собаки, благородной головы охотничьего пса.
– Мне куда приятнее любоваться портретом старого доброго друга Самсона, чем портретами, которые наверху. Этот пес – воплощение честности, храбрости и дружбы. – Герцог улыбнулся, и казалось, в нем зажегся какой-то внутренний свет, отчего его лицо просияло. – Всего не расскажешь, – заметил он.
Взгляд Констанс остановился еще на одном портрете – женщина была молода и очень красива. Художнику удались ее глаза, которые передавали всю сущность ее характера. Они светились каким-то особым огнем, и вместе с тем в них был упрек и что-то недосказанное, загадочное, что особенно заинтриговало Констанс.
– Это Виола, – пояснил герцог.
– Виола? Ваша родственница? Она прелестна.
– Значит, вы еще ничего не слышали о Виоле? Странно. Она должна стать женой моего старшего сына.
– Диши?
– Да, Диши, – кивнул герцог. – Странно, не правда ли? Я всегда думал, что Филип и Виола когда-нибудь поженятся. Они были такие драчливые в детстве, все время готовые вцепиться друг в друга.
Констанс внезапно вспомнила, что говорила о господских детях горничная Стелла. Но она не могла поверить, что эта бледная белокурая красавица могла быть драчливой и вздорной. И все же художник подметил в ее глазах блеск, в котором было больше характера, чем это допускалось этикетом в высшем свете. Уж эта если вцепится в кого-нибудь, то не отпустит. Констанс не представляла себе мужчину, который захотел бы стать объектом внимания такой женщины. В дверь постучали, и горничная вкатила столик.
– Кушать, подано, ваша светлость. Может, это поможет вам нарастить немного мясца к вашим костям.
